Помощница антиквара. Часть 3. Выбор.
Глава 22.
22 года назад.
Ночь была лунной и теплой. За высоким каменным забором бешено лаяли собаки. Макс уже начал опасаться, что за их лаем монахини не услышат детский крик, когда из-за калитки раздался недовольный сонный голос:
— Да угомонитесь вы, бесовские создания! Пошли вон! Что там еще за шум?
Калитка отворилась, и корзина с маленькой девочкой исчезла. Стоя в тени деревьев, Макс прислушивался к затихающему плачу. Ну, вот и славно. И честь Ее Величества спасена, и дитя в безопасности, и брат избавлен от греха детоубийства. Теперь можно заняться и своим делом.
На протяжении тысячелетий человек мечтал о крыльях, и эту мечту не вытравили из него ни религия, ни наука. Тем более не под силу это жалким ограниченным недодокторам, считающим себя богами — психиатрам. Курт Вайсмюллер сидел на кровати в ярко освещенной комнате без окон, съежившись и подобрав под себя ноги, и с ненавистью смотрел на дверь. Он не слышал шагов, но знал, что сейчас они войдут: доктор Голда Маргулис и огромный квадратный злодей-санитар Свен. Маргулис знает, что Курт ее на дух не переносит, и поэтому скорее застрелится, чем войдет в эту комнату одна. Свен похож на носорога: дьявольски силен, быстр и туп. Воняет от него за километр, но если его спросить, когда он мылся, он постарается сделать укол как можно больнее. Курту показалось, что он уже чувствует запах Свена, плетущегося следом за Маргулис.
— Как вы себя чувствуете, Курт? — докторша сияла во все свои тридцать два, но за толстыми, как дно пивной кружки, стеклами очков метались белые искорки страха.
— Голда, дорогая, как я скучал по тебе! — Вайсмюллер соскочил с кровати и с садистской радостью распахнул худые длинные руки для объятий.
— Оставайтесь на месте! — рявкнула Маргулис. Ну, если ей так больше нравится — пускай рявкнула, хотя больше подходит — тявкнула. Она отступила на шаг назад, но вспомнила, что с ней сегодня не Свен, и искорки в очках забегали с бешеной скоростью. Курт с любопытством воззрился на нового санитара.
— Почему сегодня пришла лишь четверть Свена? — Вайсмюллер драматически схватился за голову. — Где остальное?
— Это Макс, — проблеяла Голда, — наш новый санитар. У него большой опыт работы, и я надеюсь, вы найдете общий язык. А теперь будьте любезны прекратить дурачиться. Чем быстрее мы закончим, тем быстрее я избавлю вас от своего назойливого присутствия.
— Мудрая ты женщина, Голда! — галантно поклонился Курт. — Не будь ты такой стервой, я бы женился на тебе.
Пока Макс привязывал Вайсмюллера к кровати, Маргулис задавала обычные вопросы, быстро строча карандашом в блокноте. Затем санитар измерил ему давление, достал шприц, наполнил из пузырька и сделал укол… Голде Маргулис. В бедро, прямо через халат и юбку. Она взвизгнула от боли и неожиданности, но быстро обмякла и ничком упала на пол. Макс заботливо придержал ее, чтобы не ударилась, и положил под голову подушку, выдернутую из-под головы Курта.
— Крылья, говорите? — подмигнул он. — Что ж, полетели.
— Кого ты притащил, Макс? — Гордон Стоун смотрел на сына и Курта как на провинившихся мальчишек. — Мне был нужен Дитрих Вайсмюллер. Дитрих, а не Курт.
— Дитрих умер семь лет назад, — развел руками Макс.
— Старая сволочь, — ругнулся Гордон. — Всю жизнь меня подводил и до конца остался верен себе.
— Я бы попросил проявить уважение к моему покойному отцу, — сквозь зубы прошипел Курт.
— Прости, погорячился, — печально опустил голову Гордон. — Он был великим ученым и верным товарищем. Ну а с тобой-то мне что делать? Ты же больной на всю голову.
— Для начала ознакомьтесь с моими работами, — предложил Курт. Максимилиан поставил перед отцом увесистый сундук, набитый под крышку папками, тетрадями, каталогами и альбомами с фотографиями. — Я продолжал дело отца, рискуя свободой и жизнью, и думаю, что мои исследования будут полезны для нашего общего дела.
— Пока оно только мое и Его Величества, — сурово поправил Курта старый ученый и, смилостивившись, кивнул: — Поживешь пока у Макса. На изучение этой кучи мне потребуется несколько дней. Тогда и решу, будешь ли ты нам полезен.
И вот уже свыше двух десятков лет Курт Вайсмюллер работает над созданием сверхчеловека, сверхвоина для укрепления обороноспособности Королевства Дариос. Вышедшие из его лабораторий образцы отличаются силой, выносливостью и нечувствительностью к боли, своей и чужой. Теперь Его Величество не только перестал опасаться нападения Келади, но и с интересом приглядывается к другим соседним землям. А крылья — это уже из области больной фантазии ученого. Конечно, атака с воздуха была бы невероятно эффективна, но против природы не попрешь! Ну не дано человеку летать. Впрочем, пусть себе экспериментирует, лишь бы не в ущерб основным исследованиям.
Курт давно смирился со скепсисом в отношении его идеи. Так же, как в свое время его прославленный отец.
Работы Дитриха Вайсмюллера велись под руководством доктора Зигмунда Рашера, который отчитывался только перед рейхминистром внутренних дел Генрихом Гиммлером. Гиммлер также не очень верил в возможность создания крылатых убийц, но щедро финансировал эти исследования и предоставлял неограниченный доступ к архивам Аненербе. Именно там Дитриху попался некий древний манускрипт, написанный неведомым средневековым алхимиком. В этой рукописи подробно описывались идеи по вживлению в тело человека некоей летательной конструкции, похожей на крылья летучей мыши, которой подопытный мог пользоваться с помощью своих мышц и костей. Разумеется, теоретически. С чертежами и формулами. «Ну и ересь!» — сказал бы нормальный человек. Доктор Вайсмюллер сначала тоже так сказал. Но ересь укоренилась в мозгу и дала ростки в виде идей, имеющих шансы на воплощение. Опыты на пленных, большей частью на детях, неизменно приводили к их гибели, но Дитрих считал, что с каждым разом продвигается все ближе к заветной цели.
Конец его бесчеловечным экспериментам положило знакомство с Гордоном Стоуном. Английский аристократ и гениальный авиаконструктор, он был завербован в начале войны. В 1943 году в условиях строжайшей секретности из глухих лесов под Тамбовом был вывезен потерпевший крушение летательный аппарат неизвестной, принципиально новой системы. Предполагалось, что это новейшая разработка советских конструкторов. Стоуну с несколькими инженерами Люфтваффе надлежало исследовать и по возможности поставить трофей «на крыло». И им это удалось. Это был настоящий прорыв! Была назначена дата пробного полета, набрана команда из четырех человек: Гордона Стоуна, двух пилотов и Дитриха Вайсмюллера в качестве медика.
Это не было похоже ни на один из известных Дитриху самолетов. Ни снаружи, ни внутри. Хотя даже внутри кабины обычного самолета доктору прежде бывать не доводилось. Аппарат имел дискообразную форму и был выполнен из материала, лишь внешне напоминающего металл. Он был ослепительно белым, лишь местами обожжен при крушении. Нанесенная черной краской символика Вермахта осыпалась пылью при прикосновении, оставляя поверхность девственно-чистой, будто аппарат сам отторгал от себя любую связь с фашизмом.
— Как вы собираетесь это запускать? — с напускным равнодушием спросил Вайсмюллер, постукивая мыском начищенного до блеска сапога по грани диска.
— Запускать, — высокомерно фыркнул британец, — это не воздушный змей, герр доктор. — В это слово Гордон вложил все свое презрение к Дитриху и его деятельности. — Не задавайте вопросов, лежащих вне сферы вашей компетенции.
Вайсмюллер сдержался от резкого ответа, про себя решив позже подать на авиатора жалобу.
Внутри этой чудовищной машины не было ни приборов, ни штурвала, ничего из того, что находится в кабине самолета. Это было круглое сооружение с прозрачным приплюснутым куполом и серыми панелями по всему периметру. Дитрих все еще недоумевал, каким образом приводится в движение это недоразумение, когда команда заняла места и возложила руки на панели. Аппарат плавно взмыл вертикально вверх и мгновенно набрал высоту. У Вайсмюллера заложило уши и заломило в висках. Остальные члены зкипажа были более привычны к перегрузкам, но и они пережили несколько неприятных минут прежде, чем им удалось отрегулировать нужную высоту и скорость. Панели управления располагались ниже, чем это было бы удобно человеку среднего роста. Пилоты водили по ним ладонями, и поверхность меняла цвет. Проступали рисунки и символы, и расшифровывать их значение приходилось буквально на ходу, точнее — на лету.
— Как самочувствие, герр доктор? — не оборачиваясь, чуть насмешливо поинтересовался Стоун.
— Бывало и получше, — не стал лукавить Дитрих.
— Тогда держитесь крепче! — задорно хохотнул этот гадкий британец.
Держаться? Было бы за что! В следующую секунду машина, качнувшись, заложила крутой вираж над аэродромом. Вайсмюллер не удержал равновесие и плюхнулся на пятую точку. Он еще не успел опереться на руки, когда очередной рывок отбросил его в сторону одного из членов экипажа. Доктор прикрыл голову руками и локтем попал по коленям пилота. Тот инстинктивно выставил руки вперед и с размаху проехался ими по своей панели. Чувствительная машина мгновенно набрала такую скорость, что на ногах не удержался никто. Прследнее, что увидел Вайсмюллер прежде, чем потерять сознание — искрящееся белое облако, в которое машина вошла как нож в масло.
Двигаясь рывками, будто покалеченная птица, белоснежный диск с остатками крестов на сияющем боку вышел из облака, из ранней европейской осени, на обледеневший скалистый берег океана. Тяжелые темные волны, бросаясь на острые камни, разбивались на миллионы серебряных брызг. Гордон Стоун, одной рукой держась за голову, а другой — за стену, поднялся с пола. Несколькими быстрыми и точными движениями по панели успокоил взбесившуюся машину, будто всю жизнь только этим и занимался. А впрочем, так оно и есть. Почти все известные летательные аппараты прошли через его руки и изучены им вдоль и поперек. Удалось наладить контакт и с этой красавицей. Траектория полета выровнялась, днище перестало царапать землю.
Вайсмюллер был без сознания. Один из пилотов ощупывал челюсть на предмет перелома, второй, наплевав на дисциплину, достал тайно пронесенную на борт флягу со спиртом и пил его, будто простую воду. Даже пристальный взгляд командира не заставил парня прекратить это занятие.
Резкий пронизывающий ветер ударил в грудь, будто не желая выпускать людей наружу. Мелкий и колкий снег летел параллельно голой земле. Начиналась метель, видимость падала. Гордон поднял ворот куртки и, обхватив себя руками, прошел несколько метров. Никто не последовал за ним. И лишь когда он споткнулся и провалился в неглубокую яму, пилоты подбежали и протянули руки, помогая выбраться. Уходя вбок, провал углублялся и расширялся. Правый его край шел вниз, левый — вверх, образуя подобие карниза. Здесь еще не намело снега, и ветер не сбивал с ног. Мужчины остановились, чтобы перевести дыхание.
— Мы должны возвращаться назад, пока не стемнело, — заявил Стоун. — Да и док там один.
— Да, сейчас, — ответил тот, что пил спирт. — Я на минуту. — И рысцой убежал вперед, на ходу расстегивая брюки. Он вернулся почти сразу же, одергивая куртку и растерянно хлопая глазами: — Вы должны это увидеть.
Пять больших овальных предметов, похожих на гладкие валуны, лежали в небольшом углублении, присыпанные разрыхленной землей и сухой травой. Рядом лежала… голова. Огромная чешуйчатая голова со страшными зубами и закрытыми глазами. Гигантский ящер был мертв. Он не дополз совсем чуть-чуть, чтобы согреть и защитить свое потомство. То, что вначале выглядело как груда камней, оказалось кладкой яиц. Погибла рептилия, судя по всему, недавно, несколько часов назад. Не было признаков разложения или окоченения. Гордон без труда поднял веко и рассмотрел остекленевший глаз размером с кулак.
— Что это? — потрясенно спросил тот, что вправлял себе челюсть.
— А это, друзья мои, Ледниковый период, — недоверчиво качая головой, произнес Гордон Стоун.
Взлет был произведен после того, как Дитриху Вайсмюллеру строго-настрого запретили прикасаться к оборудованию и членам экипажа, а неповиновение грозило ему немедленной высадкой. Доктор хотел было огрызнуться, заявить, что Стоун сам виноват и что ему нельзя доверять даже велосипед, но под презрительно-холодным взглядом англичанина смешался и промолчал. Аппарат около часа кружил над океаном, берегом и останками динозавра, прежде чем Гордон заставил себя признать, что не знает, как вернуться в Германию и в 1943 год. Также ему было неизвестно, на чем работает этот монстр и на сколько хватит источника энергии, который, кстати, так и не был обнаружен при самом тщательном осмотре. Изначально планировалось совершить взлет и посадку, и если бы не Вайсмюллер, все прошло бы без сучка и задоринки.
— Что показывала твоя панель, прежде чем мы вошли в это облако? — спросил Гордон пилота, время от времени проверявшего надежность крепления своей челюсти.
— Она была синяя и мигала белым.
— Повторить сможешь?
— Если только герр доктор снова ударит меня по ногам. Но тогда я вообще без зубов останусь.
— Дай я попробую, — Гордон подошел и со всей дури — все равно терять нечего — раскрытой ладонью провел по панели от себя. Стрелы-векторы побежали от его пальцев к краям, и перед ними замаячил отчетливо видимый на фоне метели желтый сгусток света. Переход прошел не так стремительно, как в первый раз. Но знакомые ангары и осенний лес не появились. Закат и бескрайние пески пустыни. Гордон, не отвлекаясь на разглядывание нового места, повторил движение. В этот раз облако было бледно-зеленым, и пейзаж за бортом очень напоминал осенний лес, окружавший аэродром. Единственным отличием были горы. На которые они и летели на огромной скорости.
Посадка была жесткой. По куполу разбегались трещины. На разбитой панели повис один из пилотов, второй лежал на полу и широко раскрытыми светлыми глазами смотрел в бледное небо. Из уголка рта стекала дорожка крови. Гордон зажимал рукой рассеченную бровь, чтобы кровь не заливала правый глаз. Левым он увидел серую струйку дыма, вьющуюся над разбитой панелью.
— Док, быстро выбирайтесь! — скомандовал он. Дитриху дважды повторять не пришлось. Гордон передал ему раненого и, прежде чем покинуть аппарат, закрыл глаза погибшему и прошептал короткую молитву. Они едва успели укрыться за выступом скалы, когда оглушительный взрыв разрушил их связь со своим миром и временем.
Так Гордон Стоун и Дитрих Вайсмюллер оказались в Дариосе. Пилота, чье имя никто из них не потрудился запомнить, спасти не удалось. Спустившись с гор, они были арестованы королевской стражей и, проведя несколько месяцев в темнице, не могли не стать заклятыми друзьями. В чуждом мире, не понявшем и не сразу принявшем их, пришлось свою неприязнь засунуть куда подальше и поддерживать друг друга. Когда Дитрих и Гордон научились немного говорить по-дарийски, они поведали свою историю, которая вызвала живой интерес королевской секретной службы. В дальнейшем Дитрих благодаря своим знаниям и опыту стал личным лекарем королевской семьи. Гордон официально числился его помощником, а на деле, ни черта не смысля в медицине, все время проводил с обломками летательного аппарата. Нет, он не надеялся его восстановить, но все же кое-чего добился. Ему удалось изучить технологию, которая открывала входы в другие миры. Устройству была придана форма ювелирного украшения, после чего оно было продемонстрировано высшим чинам разведки и лично королю.
Узнав об открытии Гордона, Дитрих сразу же потребовал вернуть его в Германию. Гордон его устремлений не разделял: за несколько лет он привязался к Дариосу сильнее, чем к родному Ноттингему и уж тем более к ненавистной Германии. Виновна в этом была некая молодая привлекательная особа, расположения которой Гордон добивался целых два года и еще год обхаживал ее отца, дабы заполучить ее в жены. Вскоре должна была состояться их свадьба. У Дитриха же на родине остались любимая жена и маленькая дочь. Война, скорее всего, уже закончилась, и Вайсмюллер рвался домой, к семье.
Гордон остался в Дариосе навсегда, прожил долгую жизнь, сделал неплохую карьеру при дворе и вырастил сыновей-близнецов, Даниэля и Максимилиана. Дитрих вернулся в Германию, разыскал жену и дочь и, спасаясь от преследований новых послевоенных властей, тайно вывез их в Швейцарию. Там и родился Курт, продолживший впоследствии дело своего отца.
Отправляя Макса по приказу короля в Чужой Мир на поиски Дитриха, старый Гордон ждал его с волнением и надеждой, представляя себе, как обнимет его и скажет что-то вроде «как самочувствие, док?» Теперь он со щемящей тоской наблюдал, как крепнет дружба Макса с сыном Дитриха, этим сумасшедшим гением Куртом.
Много воды утекло за 22 года. Давно не было в живых Гордона, Курт занимался наукой, Даниэль возглавлял королевскую разведку, а Максимилиан был при Его Величестве личным поверенным: большинство видело в нем «мальчика на побегушках», король же был в нем уверен как в самом себе и знал, что верный Макс исполнит любую его волю, какой бы невыполнимой она ни казалась. И вот теперь Макс стоял перед Его величеством и держал ответ по поводу последнего поручения.
— Наша дочь должна была предстать перед нами неделю назад. Где же она?
— Понимаете, Ваше Величество… — замялся Макс. Впервые за долгую и безупречную службу ему действительно было нечего сказать. — Я разминулся с ней. Она не могла заблудиться, я подробно указал ей дорогу.
— Как получилось, что вы разминулись? — король говорил спокойно и властно, но в его темных глазах то и дело вспыхивали искры гнева. — Ты должен был лично доставить ее в наш замок. А теперь она одна, и возможно, попала в беду. У нее хотя бы есть охрана?
— Ваше Величество, я бы ни за что не отпустил ее одну. Я нанял двух мужчин из Чужого Мира, с ними она в безопасности.
— Мужчины. Чужой Мир. Безопасность. Ты уверен, что между этими словами есть связь? Макс, тебе котенка нельзя доверить, не говоря уже о девушке.
— Ваше Вели…
— Убирайся прочь! — от яростного крика короля задрожали стекла в высоких витражных окнах. — Даю тебе неделю, чтобы ты разыскал мою дочь! По истечении этого срока ты будешь казнен без суда. Если нужна помощь, обратись к Даниэлю.
Оставшись один, король сел и закрыл лицо руками. Его опущенные плечи дрогнули, и из-под пальцев проложила себе путь слеза.
Продолжение следует.
