Помощница антиквара. Часть 3. Выбор.
Глава 27.
Анне казалось, что ее мозг вот-вот взорвется от всего, что случилось за это утро. А сколько еще должно случиться! Нужно поговорить с Реной, и разговор этот будет долгим. Наконец-то она сможет узнать, что привело сестру и ее возлюбленного к конфликту с августейшими родителями девушек. С первого взгляда понятно, что Рена и Пангор заплатили высокую цену за право быть вместе… Также очень хочется задать несколько вопросов Его Величеству и Максимилиану Стоуну. Последний выглядит как-то неважно. Обычная лукавая улыбка на губах, лучики морщинок в уголках глаз, но в самих глазах не играет снисходительно-добродушная усмешка, а поблескивают колючие мелкие льдинки. Будто за то время, что они не виделись, старина Макс успел где-то потерять часть своей души.
— Сколько можно красоту наводить? — по очереди вопрошали Ник и Рик, заглядывая в комнату. Анна была одета в платье терракотового цвета, так тонко гармонирующего с ее волосами и глазами. Две служанки трудились над ее прической.
— Мадемуазель, вы так прекрасны! — театрально закатывал глаза Ник.
— Просто неотразимы! — ехидно добавлял Рик.
— Закройте дверь и не бесите меня! — огрызалась Анна и с мольбой оборачивалась к служанкам: — Девчата, ну хватит меня совершенствовать! Я уже, наверное, и на себя-то не похожа!
— Терпите, госпожа, осталось совсем чуть-чуть, — уговаривали служанки.
Конец страданиям друзей положил Пангор, приказав девушкам поторопиться и напомнив, что обитатели и гости замка еще не завтракали. Через несколько минут Анна предстала перед ожидавшими ее мужчинами, и тройной вздох восхищения стал лучшей оценкой работы служанок. Ник и Рик молча хлопали глазами, а Пангор изумленно воскликнул:
— Анна, если бы я сейчас видел вас впервые, я бы легко принял вас за свою жену! Это одно из любимых платьев Рены.
— Простите, я не знала, — покраснела девушка, не понимая, комплимент это или упрек. — И я не выбирала его!
— Вам не за что извиняться, Анна. Рена теперь не скоро сможет его носить.
— Почему? — неясная догадка мелькнула в ее голове, но Пангор лишь таинственно улыбнулся и ничего не ответил.
— А краснеете вы точно так же, как Рена, — заметил он. — Это удивительно!
У входа в зал друзья встретили Максимилиана в сопровождении телохранителя и секретаря. Увидев Давида, Анна вмиг забыла обо всем и накинулась на него с расспросами:
— Давид! Как там мой Абрахам?
— Здравствуйте, Ваше Высочество, — преувеличенно-почтительно склонив голову, Давид взглянул на девушку с насмешливым укором: несмотря на высочайшее происхождение, приютское воспитание все же накладывало свой жирный отпечаток на ее манеры и привычки.
— Ой, простите! Здравствуйте. Теперь отвечайте! — потребовала Анна.
— У меня для вас что-то есть, — улыбнулся Давид.
— Это потом, — нетерпеливо махнула рукой Анна. — Абрахам. С ним все в порядке? Он здоров? Вы регулярно навещали его? Не скучает? А Кир? Жив еще, чудо в перьях?
— Не так быстро, — немного обескураженный ее напором, Давид отступил на шаг назад. — Господин Коэн чувствует себя неплохо, настроение бодрое. Скучает, конечно, но не жалуется. Дважды посещал доктора Циммермана. Попугай ваш — хулиган и кусака. Мне воспитание не позволит передать вам ругательства, которые я от него слышал!
— Ругательства? — удивилась Анна. — Совсем они там без меня от рук отбились. Помню, как мне досталось от старика за «хренушки»!
— Вообще-то, — густо покраснел Давид, — именно это слово я и имел в виду…
— Вы серьезно? — засмеялась девушка. — Я думала, они там бранятся как сапожники! Ох, Давид, как я скучаю по ним! Большое вам спасибо, что присматривали за Абрахамом!
— Я же обещал, — пожал угловатыми плечами секретарь. — Но теперь, сами видите, у меня своя работа. Я едва успел забежать к господину Коэну перед отправлением, и он передал вам записку и кое-что еще. Позже я принесу вам все это. А сейчас вас ждут! — Давид торжественно указал на распахнутые двери зала.
Гостей ждал накрытый стол со множеством изысканных блюд. Анна опасалась, что позабыла все правила светского этикета, а голод довершит ее позор. Ник и Рик взирали на яства с вожделением псов, ожидающих команды «фас».
— Прошу всех разделить нашу трапезу, — наконец объявил Пангор.
К своему облегчению, Анна заметила, что дарийский столовый этикет намного гуманнее европейского, которому ее обучал Абрахам. Ножи и вилки не пугали своим невероятным количеством, а слуги, подававшие еду, будто поощряли здоровый аппетит гостей и хозяев искренними улыбками. Да и сам зал, хоть и назывался парадным, был уютным и светлым, без излишней помпезности.
— Любимая, ты сегодня плохо ешь, — упрекнул Пангор. — А ведь ты сейчас должна думать не только о себе!
Эти слова предназначались только для Рены, но Анна, сидевшая рядом с сестрой, тоже услышала их. Ее догадка подтверждалась! Платье стало тесным. Должна думать не только о себе. И обморок. Кажется, у маленького Арди скоро появится братишка или сестричка. Или сразу двое. Вот здорово!
Анне не терпелось приступить к расспросам, но король ее опередил. Он долго собирался с мыслями, не зная, как начать разговор с дочерью. Так же, как и Анна, он много раз прокручивал в голове все возможные сюжеты этой встречи и этого разговора, но никак не мог предположить, что сие событие произойдет не на его территории. Дома, как известно, и стены помогают, да и мудрая королева наверняка нашла бы нужные слова и внушила мужу уверенность одним лишь своим присутствием. Да, у него были заготовлены какие-то приличествующие случаю фразы, но здесь, в чужом доме, они казались неподходящими и неуместными.
— Дочь моя, — нервно кашлянув, начал король, — ох, простите, вас же здесь двое. И перед обеими я виноват. А вы сидите напротив меня, такие похожие, и даже хмуритесь одинаково. Анна, я знаю, что совершил чудовищное преступление, и понимаю, что тебе будет нелегко простить меня. Но попробуй хотя бы понять, почему я так поступил. Я слышал, что жизнь твоя в Чужом Мире была нелегка… — каждое слово давалось монарху с огромным трудом, и он сделал паузу, чтобы восстановить сбивающееся дыхание. Этим и поспешила воспользоваться Анна. Обида и боль, со временем утратившие свою остроту, вспыхнули с новой силой, и ей вдруг стало все равно, кто перед ней и что о ней подумают.
— Нелегка? — глядя отцу в глаза жестким, недобрым взглядом, заговорила девушка. — Да, пожалуй. А как жилось вам, Ваше Величество? Часто ли вы вспоминали о брошенном младенце? Не мучили кошмары по ночам? А как Ее Величество смирилась со своим деянием? Что там обычно говорят о добром материнском сердце? Она очень страдала?
— Брошенный младенец? — переспросил Пангор. — О чем вы, Анна?
— Спросите у Его Величества. Или у Максимилиана, непосредственного исполнителя. Да и без Даниэля не обошлось. Вот они, все в сборе. Итак, слово предоставляется… — со злой усмешкой она обвела взглядом всех троих участников события двадцатидвухлетней давности.
На короля было жалко смотреть. Гордый правитель и сильный человек, внушающий соседям страх, а подданным уважение, сидел за столом, опустив плечи и спрятав лицо в ладонях.
— Немедленно прекрати этот фарс! — попытался урезонить Анну Максимилиан. — Да, мы виноваты перед тобой, но вести себя подобным образом недостойно принцессы!
— А что мне будет? — не унималась Анна. — Меня заключат в темницу? Отправят домой? Я же никакая не принцесса, я подкидыш. Подкидыш! Понятно?
Рена слегка сжала руку Анны, выражая свое молчаливое сочувствие и призывая успокоиться.
— Анна, прошу тебя, прояви уважение к Его Величеству, — примирительно заговорил Макс. — Если никто не возражает, я расскажу Ее Высочеству и господину Пангору эту историю.
— Говори, — не отнимая рук от лица, глухо произнес монарх.
Анна уже однажды слышала этот рассказ и поэтому не вникала в речь Макса, а наблюдала за реакцией присутствующих. Даниэль, хоть и не прятал лица, но выглядел не лучше короля. Он был похож на осужденного в момент оглашения приговора. Рена сидела бледная и притихшая, изредка сокрушенно качая головой. Рик и Ник, понимая, что Анне сейчас не до них, подсели к Давиду и Гансу и заставили последнего, как носителя языка, переводить все, о чем здесь говорят. Пангор слушал рассказчика очень внимательно, иногда прерывая, чтобы задать уточняющий вопрос, и с каждым словом мрачнел все больше. К концу повествования он был подобен грозовой туче, а в черных глазах сверкали белые молнии.
— Вы отказались от родного ребенка, — проговорил, будто выплевывая каждое слово, Пангор, — выбросили, будто щенка, плоть от плоти своей… знаете, Ваше Величество, я почему-то не удивлен. Вы бесчестный человек, и для меня это давно не новость.
— Но таков закон, — начал было Даниэль, но Пангор прервал его:
— Закон? Где в нем хоть слово о том, чтобы избавляться от рожденного в законном браке младенца? То, что рождение близнецов есть удел черни — не закон, а дремучие предрассудки!
— Господин Пангор, не забывайтесь! Вы говорите с королем!
— Не надо, Даниэль, — голос Его величества был тих, но тверд, — он прав.
Все повернулись к королю. Волевым усилием он взял себя в руки, выпрямился и теперь был готов выслушать и с достоинством принять от дочерей любое обвинение.
— Ладно, со мной все понятно, — смягчилась Анна, — но что не так с Реной?
— Она была изгнана из королевского дворца за то, что полюбила не того, кого должна была, — ответил за жену Пангор. — Мы непременно расскажем вам об этом, но позже. Хватит с нее волнений на сегодня, — мужчина обнял Рену за плечи.
— Хорошо, — хитро улыбнулась Анна, — но учтите, вы мне обещали, и я не отстану от вас, пока не узнаю всю вашу историю! Ваше Величество, — повернулась она к королю, встретившему ее взгляд с горечью и надеждой, — простите мои дерзкие слова. Я давно не держу на вас зла, но не ждите моей любви. Не сейчас. Я еще не привыкла к тому, что у меня есть отец.
— И мать, — с заискивающей улыбкой добавил король. — Она очень ждет тебя.
— Что ж, — вздохнула Анна, — не зря же мы так долго сюда добирались. Я готова встретиться с Ее Величеством.
— Вот и хорошо. Тогда завтра отправимся в путь.
— Завтра? — разочарованно протянула Рена. — Я только что обрела сестру — и Ваше Величество уже хочет у меня ее забрать! Я не согласна.
— Тогда собирайся и ты, — предложил король. — Ее Величество будет тебе рада.
— И Пангору? — Рена напряглась и подвинулась поближе к мужу.
— Ты знаешь ответ, дочь моя. Поэтому решай сама.
— Я давно решила. Здесь мой дом, здесь мое сердце.
— Но ты могла бы просто навестить свою мать, — король пытливо всматривался в лицо дочери.
— Нет, Ваше Величество, не в том я положении, чтобы путешествовать, — набравшись решимости, выпалила Рена и обменялась с мужем счастливым взглядом.
— Что? О каком положении ты говоришь? — смиренное покаяние на монаршем лице вмиг сменилось гневом. — Этот негодяй заделал тебе еще одного уродца?
— Прошу вас более тщательно следить за речью, Ваше Величество, — сжал кулаки Пангор. — Да, я урод, я знаю это. Но оскорблять мою жену и детей не позволю.
— Как ты смеешь… — Король резко встал со стула, сделал шаг к зятю, но внезапно схватился за грудь и, пошатнувшись, удержался за край стола. Скатерть натянулась, угрожающе звякнули бокалы.
Жгучая боль сжала грудь монарха, кровь жаркой волной прилила к лицу, окрасив его в багровый оттенок. Он все еще пытался сказать что-то гневное Пангору, но вместо злости накатил холодный, липкий страх. Стало тяжело дышать. Двое мужчин, спутники Анны, едва не сметя Пангора, подбежали к Его величеству. Рыжий усадил короля в кресло и считал пульс, брюнет расстегивал глухой ворот камзола. Они что-то говорили на чужом языке и отдавали приказы тем, кто их понимал. Макс бросился открывать окно. Анна успокаивала Рену и Пангора, чтобы не мешали парням. Даниэль пытался внести посильную лепту в оказание помощи — ведь он когда-то был ассистентом главного придворного лекаря — но полицейские знали о сердечных приступах не понаслышке и действовали слаженно и уверенно.
— Даниэль, у вас как с сердцем? — спросил через плечо Ник. — Таблетки с собой нет?
— Да не жалуюсь… — виновато пожал плечами Даниэль.
— Эх, сейчас бы мой рюкзак, — посетовал Рик. — У меня там полицейская аптечка.
— О, сейчас! — отозвался Макс. — Мальчики, бегом!
Через пять минут Ганс и Давид принесли три рюкзака, конфискованные у трактирщика. Рик быстро отыскал нужное лекарство. Затем короля проводили в одну из гостевых спален и предоставили наконец-то заботам Даниэля.
— Ну что ж, дамы, — сообщил Ник, выходя от короля, — у вас есть несколько дней, прежде чем Его Величество сможет отправиться в путь.
Когда суматоха утихла, Рена и Пангор пригласили Анну, Рика и Ника в свою любимую беседку в живописнейшем уголке сада. Им подали вино и фрукты — что еще нужно, чтобы отдохнуть и поболтать в приятной компании? Но разговор так или иначе сводился к самочувствию Его Величества. Анна хмурилась, нервничала, наматывала на палец травинку и наконец не выдержала:
— Это я виновата, да?
— Тебе, наверное, просто нравится быть всегда и во всем виноватой, — усмехнулся Ник. — Что бы с нами ни произошло, ты сразу же спешишь обвинить во всем себя.
— Но ведь так и есть! — возразила Анна. — Уже одно мое появление было для Его Величества шоком. А уж после всего, что я ему наговорила…
— Перестань, — вмешалась Рена. — Раз уж на то пошло, моя новость взволновала его не меньше.
— А мои дерзкие речи стали последней каплей, — покаянно вздохнул Пангор. — Как бы ни были плохи наши отношения, но я не желал зла Его Величеству.
— Вам не о чем волноваться, — подбодрил их Рик. — Жизнь короля вне опасности. Отдохнет несколько дней и поправится. Только больше не устраивайте ему таких встрясок.
Он мог бы гордиться столь длинной и грамотно составленной речью на дарийском, но заметил, что Пангор, отвернувшись, прячет улыбку.
— Я что-то не так сказал? — стараясь выдержать максимально нейтральный тон, спросил Рик.
— Ах, простите. Все правильно, но так забавно! «Жизнь короля вне опасности», — Пангор постарался передать его несовершенное произношение.
— Пангор, — вмешалась Рена, — он же чужеземец. Ты-то на их языке ни слова не знаешь.
— Вот именно, — буркнул Рик, благодарно кивнув Рене.
— Простите, — устыдился Пангор, — я веду себя невежливо. Я не хотел вас обидеть.
— Принято, — ответил Рик, пожимая протянутую руку.
Пангор налил вина парням и себе, вопросительно посмотрел на Анну.
— Хватит психовать, — Ник выхватил из ее рук изломанную травинку и отбросил подальше. — Давай по чуть-чуть за здоровье Его Величества.
Вино у Пангора просто чудесное! Если оставить для специалистов суждения о вкусе, аромате и букете, то останется солнечный свет, кружевной узор листьев и дурманящая сладость спелых, нагретых полуденным зноем, подернутых матовым налетом ягод винограда. От этой сладости все печали становятся незначительными, рассеиваются, на душе остается чувство беззаботного покоя и легкости, а в теле — приятной, расслабленной тяжести. И вскоре в беседке уже звучали смех и непринужденные разговоры. Пангор, Рик и Ник быстро подружились и нашли общие темы, для которых не нужно знать много слов и сложных фраз. Анна сочла этот момент наиболее удачным, чтобы узнать наконец историю Рены.
— Ну что же, — после недолгих уговоров согласился Пангор, — я расскажу вам все о нас. Надеюсь, это поможет вам избежать многих ошибок. Если же нет… — хитро блеснул черный глаз, — если нет — значит, где-то вас ждут ваши грабли. А уж кто прав и кто неправ — судите сами.
…В мире воинов поэт — всегда изгой. С молодых лет человек, чьи лирические стихи заставляли трепетать сердца юных барышень, чьи песни поднимали боевой дух воинов от королевской стражи и до дальних кордонов, привык к унижению так, как должен был привыкнуть к славе.
Недавно кончилась война. Все юноши Дариоса, будь то отпрыски знатных родов или простолюдины, мечтали быть похожими на прославивших свою страну героев. Пангор также горел желанием защищать родную страну, но в силу врожденных телесных изъянов был непригоден к ратному делу. Его патриотизм выливался в слова и строки, нашедшие отклик в суровых душах генералов и ветреных головах солдат. И высшие военные чины, пожимая слабую, никогда не державшую оружия руку, пряча брезгливую жалость за парадными улыбками, говорили о том, как сожалеют о недостатках Пангора: из него вышел бы самый доблестный воин. Вначале юноша добросовестно старался гордиться этими похвальными словами, но вскоре поймал себя на том, что ему стыдно слышать их. Его увечья не нанесены противником на поле боя, и сколько бы ни тешил себя пафосными генеральскими речами, но эти речи не приблизят дня, когда он сможет наравне со сверстниками встать под знамена Дариоса.
Немногочисленные приятели не знали, что их друг и есть тот самый прославленный поэт. Те, кто читал его стихи и пел песни, не знали, что их автор — жалкий калека. Так было до тех пор, пока Пангор не познакомился с Керианом. Это был красивый, образованный и заносчивый молодой человек из очень влиятельного семейства. Ходили слухи, что именно его король выбрал в качестве жениха для своей единственной дочери, а значит, своего преемника. По приказу Его Величества Кериан разыскивал этого таинственного поэта, чтобы представить при дворе и наградить за верность королевству.
Кериан нашел Пангора в таверне, в шумной компании друзей. Отмечали важное событие: один из юношей наконец стал воином. Вино лилось рекой, веселье — водопадом. Хмельной поэт шептал на ушко пышногрудой девице, сидящей у него на коленях, свои стихи из тех, за которые в приличном обществе можно схлопотать по лицу. Да, Пангор имел успех у дам, несмотря на несовершенство тела, которое прелестницы считали несущественным. Обделив юношу данными, необходимыми для исполнения мечты, жизнь попыталась загладить свою оплошность и подарила нечто иное. Сочетание поэтического дара, обаяния, горящих глаз и темперамента молодого жеребца привлекало девушек, как аромат цветка манит пчел.
— Кто здесь Пангор? — Кериану пришлось изрядно напрячь голосовые связки, чтобы быть услышанным сквозь звуки смеха и музыки. Его заметили, но должного внимания и почтения не проявили. Одни пили, другие танцевали, третьи затевали драку — празднование шло своим чередом. Наконец Кериану удалось отыскать в этом вертепе нужного человека.
— Вы Пангор? — спросил он, но ответ получил не сразу: не такое это срочное дело, чтобы прерывать страстный поцелуй.
— Да, я, — черные глаза смотрели дерзко и недружелюбно. — С кем имею честь?
— Кериан, — так же нелюбезно представился гость. — Я в жизни не позволил бы себе отвлекать вас от… кхм… общения с дамой, если бы не приказ Его Величества. Вам надлежит явиться в королевский замок.
— Что, прямо сейчас? — казалось, Пангор ничуть не удивлен.
— Вы что, уважаемый, насмехаться изволите? — возмутился Кериан. — Я не шучу с вами.
— Я тоже.
— Тогда проспитесь, протрезвейте, приведите себя в порядок и оденьтесь соответственно случаю. Завтра утром я пришлю за вами карету.
— На кой черт?
— Чтоо? — Кериан побелел от негодования. Подруга Пангора, до этого не слишком внимательно следившая за разговором, соскочила с его колен и встала позади, глядя на посланца с недоверием и опаской.
— Я хочу знать, что Его Величеству нужно от меня.
— Наш король высоко оценил ваш талант и патриотизм, — нацепив заученно-торжественную улыбку, четко произнес гость. — Он желает лично познакомиться с вами и вручить заслуженную награду.
— Вот это новость, — беспечно рассмеялся Пангор и вдруг, посерьезнев, встал, взял прислоненную к стулу трость и предстал перед Керианом во всем своем уродстве. — Ну, что скажете? Как я буду смотреться, принимая награду из августейших рук?
Прежде чем Кериану удалось взять себя в руки, по его лицу строем промаршировали все эмоции, которых и добивался поэт: удивление, испуг, отвращение, жалость, презрение. Но у него хватило выдержки и такта, чтобы сделать вид, будто ничего необычного не произошло.
— Все остается в силе. Завтра утром за вами приедет мой слуга. До встречи! — и, не оглядываясь, Кериан покинул таверну.
Пангор до последнего сомневался, что после его провокационной выходки этот холеный выскочка выполнит свое обещание. Тем не менее ровно в полдень поэт входил в тронный зал. Волновался ли он перед встречей с самим королем? Пожалуй, нет. Намного больше его беспокоило, не слишком ли от него разит перегаром. Голова немного гудела после вчерашнего, и это мешало сосредоточиться на торжественности момента. С каким-то отстраненным любопытством юноша разглядывал великолепное убранство залов и коридоров дворца, мягкие ковры и роскошную лепнину.
В тронном зале Пангора встречали Их Величества, Ее Высочество, Макс Стоун, вчерашний знакомец Кериан и еще несколько дам и господ. Король и королева старательно не замечали его хромоты и сутулости — спасибо Кериану. Приветственная речь монарха не была ни длинной, ни излишне пафосной. Казалось, он не готовился к чествованию поэта заранее, а просто говорил то, что думал, поэтому слова его звучали искренне и душевно. Поэта попросили продекламировать несколько стихотворений. Он выбрал два о боевом братстве, одно о мире и два о любви. В качестве обещанной награды Пангор получил от Его Величества массивное золотое кольцо и увесистый мешочек монет. Затем король обратился к нему с неожиданным предложением:
— Что бы вы, дорогой Пангор, ответили, если бы я попросил вас стать нашим придворным поэтом? Жить в нашем замке, получать достойное жалование и радовать нас своим уникальным талантом.
— Ваше Величество, — слегка робея и упиваясь своей наглостью, ответил молодой поэт, — я счастлив, что мои скромные стихи затронули ваше сердце, но я не могу и не хочу быть придворным шутом.
— Шутом? — удивленно переспросила юная девушка, до этого тихо и незаметно сидевшая между королевой и Керианом, и посмотрела в глаза Пангору. И в этот миг ему стало все равно, в каком качестве он останется при дворе. Хоть поэтом, хоть шутом, хоть уборщиком, лишь бы видеть иногда эти карие глаза. Большие и ясные, полные солнечного света, какой-то невероятной чистоты и наивности.
— Дорогой мой, вы, кажется, неправильно меня поняли…
— Простите, Ваше Величество. Я согласен и благодарен за оказанную мне честь.
Рене было пятнадцать, Пангору — двадцать один. Как и все девушки королевства, юная принцесса переписывала в самодельную записную книжку волнующие, пронзительно-трепетные стихи, и воображение рисовало красивого юношу, посвятившего эти строки только ей одной. Чудо свершилось, ей довелось лично познакомиться с поэтом. Нет, Рена не увидела перед собой ущербного человека с тростью. Не успела. Его душа была так же прекрасна и возвышенна, как и в ее мечтах. Все остальное не имело значения.
Любовь с первого взгляда… Пангор никогда не назвал бы этим нелепым и пошлым словосочетанием то, что почувствовал, когда их глаза впервые встретились. Это был восторг, священный трепет, как перед божеством. Если бы его в тот момент спросили, красива ли принцесса, худа или полна, блондинка или шатенка, он бы только растерянно пожал плечами. Позже он, конечно же, рассмотрел ее как мужчина женщину. Впрочем, это слово совсем ей не подходило. Подросток, почти дитя, худенькая и угловатая, с тонкой белой шеей и выпирающими в вырезе ее первого «взрослого» платья ключицами. А что там еще должно выпирать, в пятнадцать-то лет?
Принцесса и поэт подружились и часто проводили время вместе. Они разговаривали обо всем на свете, гуляли по огромному дворцовому парку, скакали на лошадях по окрестным полям и лесам. Рена удивляла Пангора своим живым умом, оригинальными — если не сказать крамольными — суждениями и искрометным юмором. Он никогда раньше не встречал таких девушек. Те, с кем ему доводилось общаться, были милы и глупы, как декоративные собачки.
Иногда к ним присоединялся Кериан, один или с приятелями. В такие дни Пангор особенно остро чувствовал свою неполноценность — благодаря галантным, тщательно завуалированным насмешкам молодых аристократов. Он и сам происходил из старинного дворянского рода, но живя в глуши, вдали от столичной суеты, не научился так изящно унижать. Это было чуждо его гордой и свободной натуре.
Рано или поздно это должно было случиться. Юная Рена увлеклась своим взрослым другом. Как настоящая принцесса, она была воспитана на непреложной истине: в свое время она унаследует трон, станет королевой, выйдет замуж за достойного человека, с которым должна будет пройти по жизни рука об руку и родить нового короля или королеву. Ее никогда не спрашивали, нравится ли ей Кериан, и не предлагали самой выбрать себе будущего мужа. Год за годом она добросовестно свыкалась с мыслью, что да, вот он, тот самый достойный человек, с массой положительных качеств, и к тому же недурен собой. Он будет хорошим мужем и королем. У них будут красивые дети. А любовь… это не для принцессы. Ответственность перед королевством гораздо важнее. Поэтому Рена решила бороться со своими преступными чувствами в одиночку. Убить их в себе, чтобы никто никогда не узнал о ее слабости. Но проиграла. И пока Пангор недоумевал, почему Ее Высочество стала избегать его, при мимолетной встрече делать вид, что не заметила, выдумывать какие-то несуществующие важные дела — Кериан уже продумал, как спровадить поэта подальше из королевского замка.
Генерал Наур отправлялся с инспекцией в приграничные гарнизоны. Не иначе, где-то неслабо провинился, если послан столь далеко и надолго. Он был зол, как черт: мало того, что отрывают от спокойной, комфортной службы в столице, так еще и этого убогого поэта навязали. Чтобы, понимаете ли, укреплял боевой дух солдат своей лирикой. Да кому она нужна?! Чушь собачья. Самым же неприятным делом генерал считал обязанность тщательно контролировать общение стихоплета с личным составом. Солдаты непременно спросят, где он получил такие травмы. Задача Наура — ни в коем случае не допустить, чтобы мальчишка сказал правду. Если уж он отказывается лгать, то пусть хотя бы скажет что-нибудь о том, что хвастовство военными подвигами недостойно дарийского воина.
— Надеюсь, это путешествие пойдет на пользу вам обоим, — с отеческой улыбкой напутствовал их король. — Дружба меча и пера — что может быть прекраснее? Ну, не буду вас задерживать. Хорошенько отдохните перед отправлением.
Смеркалось. Пангор брел по тихой аллейке парка. Сбылась его мечта, он отправляется на границу. Пусть и не в качестве воина, но все же сам, своими глазами увидит будни солдат. Но так ли ему этого хочется? Сейчас он уже не был в этом уверен. В кустах сирени тревожно вскрикивала птица. Мотыльки нервными тенями порхали вокруг фонарей. Здесь, вдали от центральной аллеи, поэт и принцесса часто гуляли вдвоем или в компании. Пангор очень хотел увидеть ее, но почему-то не верил, что она придет. Он так и не понял, с чем связана такая перемена в поведении девушки, и думал, что невзначай ее чем-то обидел. Почему она сразу об этом не сказала? Тогда у него была бы возможность попросить прощения…
— Господин Пангор!
Сердце поэта пропустило удар, а следующим чуть не пробило грудь насквозь. Он остановился, слыша за спиной легкие быстрые шаги, боясь обернуться и спугнуть волшебство.
— Ваше Высочество, — он почтительно склонил голову. — Рад вас видеть.
— Вы ведь уезжаете, — голос девушки взволнованно дрожал. — Могли бы и проститься. Мы же, кажется, друзья.
— Простите, Ваше Высочество. — Если ей так нравится, пусть виноватым будет он. — Я ждал вас здесь именно для этого.
— И как, по-вашему, я могла об этом догадаться? — продолжала наступление принцесса.
— Но догадались же, — лукаво улыбнулся Пангор.
— Я просто пришла сюда погулять. Вовсе не ради вас.
— Как вам будет угодно, Ваше Высочество.
И снова они шли рядом, как будто не было этого странного отчуждения между ними. Но разговор не складывался, а молчание не тяготило. Неожиданно Рена взяла Пангора за руку и потянула прочь от освещенной дороги, вглубь парка, где мокрая от росы трава оставляла темные пятна на подоле платья.
— Зачем вы уезжаете? — чуть слышно спросила она, не выпуская его руки.
— Это приказ Его Величества, — вздохнул Пангор.
— Хотите, я упрошу его не отправлять вас?
— Это мой долг, Ваше Высочество.
— О Боги, как же вы так задолжать-то умудрились… — принцесса шмыгнула носом и вдруг, прильнув головой к его плечу, по-детски бурно расплакалась. Отбросив трость, он неловко обнял девушку.
— Ваше Высочество, прошу вас, не надо! — Пангор не надеялся, что его слова подействуют на Рену, но видеть ее горе и молчать было выше его сил. Он гладил принцессу по спине и плечам, теребил выбившуюся из прически прядку волос, а она все никак не унималась, просила не оставлять ее, называла предателем и тут же, противореча себе, утверждала, что он — ее единственный друг.
— Не забывайте меня, — наконец успокоившись, тихо-тихо попросила Рена. — Нет, лучше забудьте. Но обязательно возвращайтесь.
— Я вернусь, — Пангору было трудно говорить и дышать, он боялся, что тоже заплачет, и это будет полный позор. — Утешьтесь, Ваше Высочество. Живите так, как жили до меня. Если на рассвете помашете мне в окно — путь мой будет добрым. А теперь утрите слезы и возвращайтесь, иначе нам не избежать неприятных расспросов.
Пангор и генерал Наур вернулись через два года. Несмотря на сварливый характер старого вояки, за долгое путешествие они крепко подружились. Вопреки ожиданиям, «убогий», как прозвал его генерал, не был обузой в пути, мог проводить целые сутки в седле без устали, жалоб и праздной болтовни. Настоящий воин.
За этот срок юная принцесса из тощей девочки превратилась в обворожительную девушку. Через два месяца она должна была стать женой Кериана. Их пару называли самой красивой за последнее столетие. И надо же было явиться этому калеке, когда все складывалось самым благополучным образом! Дождавшись, когда генерал и поэт отчитаются перед Его Величеством, Кериан вызвал Пангора на разговор.
— Зачем ты здесь?
— Наша с генералом миссия выполнена, и мы возвратились домой.
— Это не твой дом. Возвращайся в свою провинцию и не тревожь Ее Высочество своими бестолковыми стишками.
— Это не тебе решать, — спокойно возразил Пангор. Он вообще как-то неуловимо изменился в этой прездке. Нет, не внешне. Просто он принял себя таким, как есть — генерал здорово помог ему — и это сделало его сильным и уверенным в себе. Казалось, он даже раздался в плечах. — Если тебе больше нечего сказать, я пойду. Устал с дороги.
— Господин Пангор! — девушка налетела вихрем и, чуть не сбив его с ног, обняла и прижалась к его груди на глазах у Кериана и двоих его приятелей. — О Боги, как я рада!
И снова эти удивительные глаза. Солнечный свет, чистота и наивность — как и два года назад. То, что согревало его душу в долгом пути. То, ради чего стоило возвращаться. Нет, он не должен так думать! Что он может ей дать, кроме своей бескорыстной любви? Любви, которой не должно быть.
— Дорогая моя, что это значит? — вознегодовал Кериан, пытаясь за платье оттащить невесту от Пангора. — Немедленно прекратите!
— Вы мне платье порвете, дорогой, — почему-то рассмеялась Рена. — И нам обоим будет стыдно.
— Ну все, — тихо, угрожающе прошипел Кериан. — Шутки кончились, сейчас будет серьезный мужской разговор.
— Дорогой, возьмите себя в руки, — испуганно пискнула принцесса, становясь рядом с Пангором и неприязненно глядя на жениха.
— Все хорошо, дорогая, — усмехнулся Кериан. — Вам сейчас лучше уйти.
Рена растерянно посмотрела на Пангора. Он ободряюще улыбнулся ей, и девушка вышла.
— Значит, вы любите Ее высочество? — снова перешел на официальный тон Кериан.
— Да, люблю, — это прозвучало так просто и естественно, как говорят «дышу» или «живу».
— Но вы же понимаете, что у вас не может быть общего будущего?
— Да, понимаю.
— Тогда почему бы вам не оставить ее в покое и не убраться подальше?
— Я сделаю это, если так пожелает Ее Высочество.
— Вы хотите спросить ее об этом? — удивился Кериан. — Это же глупо! Конечно, она захочет, чтобы вы остались, и вы будете и дальше ранить ее душу. Молчите? Не знаете, что сказать? Я понимаю, ваше горячее сердце мешает вам прислушаться к доводам здравого смысла. Поэтому я предлагаю вам отдохнуть и подумать над моим предложением. Не хотелось бы решать этот пустяковый вопрос силовым методом, но если вы не оставите мне выбора, то ваше уродство не остановит меня. Я жду вас завтра на закате и надеюсь, что вы примете верное решение. И лучше не пытайтесь увидеться с Ее высочеством.
— Отец, я не выйду замуж за Кериана.
— Какая муха тебя укусила, дочь моя? — ласково улыбнулся король, целуя Рену в лоб.
— Я серьезно. Он жестокий и злой человек.
— Кто? Кериан? Милая, это пройдет. Вы помиритесь и вместе посмеетесь над этой глупостью.
— Он угрожает Пангору расправой.
— Ну и что? Детка, мужчины не взрослеют, они до старости мальчишки.
— Но он сильнее и здоровее, он может убить его!
— Успокойся, дитя. Кто? Кого? И за что?
— Какая разница, за что? Это недостойно будущего короля.
— Что ты хочешь от меня? — недовольно нахмурился монарх. — Чтобы я поговорил с ними, чтобы помирил драчунов? Пусть разбираются сами.
— Ничего не нужно, но за Кериана я не выйду.
— Слышал уже, — отмахнулся король. — Ладно, а за кого выйдешь? За Пангора?
— Ни за кого, — вспылила принцесса и, сердито стуча каблучками, направилась к выходу.
— Да стой, глупышка! Я же пошутил! — натянуто засмеялся король.
— Не смешно.
Пожалуй, Кериан прав. Лучше уехать навсегда. Рена погрустит немного, забудет своего поэта и будет счастлива. Не этого ли хотел бы для нее Пангор? Да, завтра он пойдет к Его Величеству, сообщит о своем решении и тихо, не привлекая внимания, уедет домой. Тихо — чтобы не радовать Кериана и не огорчать Рену. Это больно, но он справится. Он же мужчина.
Несмелый стук в дверь отвлек Пангора от горьких мыслей. Где же он оставил трость? Тяжело опираясь на подлокотники, он поднялся с кресла и поковылял к двери.
— Господин Пангор, не оставляйте меня, — с порога затараторила Рена и, не дожидаясь приглашения, зашла и закрыла за собой дверь. — Никогда не оставляйте. Вы нужны мне. Если хотите уехать — возьмите меня с собой.
— Ваше Высочество, — опешил Пангор, — я бы с радостью отдал свою жизнь, если бы от этого зависело ваше счастье. Но если я останусь, ни к чему хорошему это не приведет, поверьте. Будьте благоразумны. Из меня, сами видите, король не получится. Где вы видели таких корявых королей?
— Шутите. Как вы не поймете? Вы для меня важнее короны. Важнее всего на свете. Я уеду с вами. Я готова.
— Ваше Высочество… — язык с трудом подбирал нужные слова, а сердце подсказывало ненужные. — Рена. Любимая. Что я несу?! Уходите, прошу вас. Я не хочу, чтобы у вас были неприятности.
— Да что вы все меня прогоняете? — возмутилась девушка. — Я вчера опять говорила с родителями. Они и слышать не хотят о том, какой мерзкий человек этот их Кериан. Отец грозится высечь меня, запереть и не выпускать до самой свадьбы. Мать плачет и твердит, что я плохая дочь и она не для того меня растила, чтобы терпеть от меня такой неслыханный позор. Я просто не знаю, что мне делать! Я ведь так люблю их! Но теперь я скорее умру, чем стану его женой.
В дверь вновь постучали. Затем выбили ее ногой. Это был Кериан. Как всегда, с дружками. Оттолкнув молодых людей в сторону, в комнату вошел король.
— Как ты могла, дочь моя? — взревел он. — Совсем стыд потеряла! Заставила меня слушать весь этот бред! А ты, негодяй, — монарший перст уперся в грудь Пангора, — воспользовался наивностью глупой девушки! Позор! Позор на все королевство!
Вслед за королем в набитую до отказа комнату вошла королева. Она подошла к Рене и молча отвесила ей пару сильных пощечин. Девушка негромко охнула и закрыла лицо ладонями. Кериан, будто только этого и ждал, набросился на Пангора, думая одним ударом свалить его и добить ногами. Но тот устоял. Уроки генерала Наура не прошли даром. Когда парни накинулись на него втроем, в ход пошла трость, которой калека не только отбивался, но и атаковал. Конец побоищу положила Рена, обрушив на голову жениху высокую фарфоровую напольную вазу. Удар слабых девичьих рук не ранил, но отрезвил нападавшего.
— А теперь слушайте меня, — в наступившей после перезвона осколков тишине голос Рены звучал негромко, но убедительно. — Я больше не принцесса. Я опозорила вас. И я ухожу. Я не хочу быть королевой, я хочу быть счастливой. Все.
— Дальше были уговоры, угрозы, но моя отважная жена выслушала их, мужественно держа меня за руку, — закончил свой рассказ Пангор. — Его Величество попросил нас убраться и больше не показываться ему на глаза. А я обнаглел и припугнул его Ромасом. Вот и вся история.
— Моя сестра — самая лучшая, — Анна крепко обняла Рену. — Я горжусь ею.
Продолжение следует.
